И тонут в молчании два тела,
все туже сводимые болью, похожей на душу.
Х.Л. Борхес
Что мы знаем об Аргентине? Борхес? Великие водопады? Гаучо? Буэнос-Айрес? «Аргентина-Ямайка пять ноль»? Что еще? По-моему что-то забыл… Вообще, говорят, что человек ничего не забывает, а если не может сразу вспомнить, то есть в этом какой-то смысл. Наверное, самое важное нельзя запомнить, а нужно каждый раз выдумывать заново. А то, что как кажется нельзя забыть, часто просто нет сил вспоминать.
А еще бывает – услышишь какой-то мотив, что-то неземное, фатальное, поражающее глубоко. И, вроде, помнишь его, а, вроде, и нет. Так звучит что-то фоном, а ни воспроизвести, ни понять, ни повторить. Прекрасное-то не повторяется… А самую последнюю музыку, вообще, скорее всего, услышать нельзя. А вот визг тормозов на утренней мокрой дороге неизвестная девочка все же услышала. Вова хорошо запомнил каждую деталь ее испуганного лица, каждую черточку… а вот как девочка выскочила на дорогу, как он начал тормозить, как машина влетела в дерево Вова потом не мог вспомнить. Вова не мог вспомнить — как он долго смотрел на свои руки, как вытаскивали его отца из разбитой машины. У Вовы осталась в памяти только тишина, тишина после сильного удара, которая была настолько глубокой и полной, что казалось: ничего не может больше произойти. В такую тишину можно только услышать как бьется сердце… А еще можно услышать как оно останавливается. Словно вот только шел дождь… мгновение… и все кончилось… только чувствуешь, что где-то на далеком дереве капля висит на листе, но почему-то не может сорваться… и Вова не мог сорваться… не мог закричать… ни тогда, ни потом… Тишина.
После этого случая Вова перестал различать музыку, не понимал: слышал он ее до этого или нет… точнее — мог сказать, что вот эта мелодия, вроде, похожа… а та ли она… или не та… просто всё как-то не то стало…
Когда аварию расследовали, эксперты определили, что Вова все правильно делал… просто девочка прямо под колеса выскочила… было бы пространства больше или времени… или … но это все так… девочка жива осталась, отец – нет, а Вова уехал. Далеко-далеко. В Аргентину. Почему в Аргентину? Может просто потому, что не знал о ней ничего… А не знать – это почти что не помнить…
Когда самолет взлетал, у Вовы наручные часы остановились. Они с аварии разбитые были, но шли… а как от земли оторвались, так и стали…
Вова думал: «будет отец сниться» … а снился дождь… только капли почему-то без шума падали… и было их страшно много… Вова просыпался весь мокрый… и если за окном шел ливень, то сразу легче становилось… будто бы легче… а если дождя не было, то становилось еще мучительней от жары…
Через некоторое время Вова устроился на работу. Наверное, повезло. И как-то в перерыв Вова проходил мимо клуба. И почему-то зашел. И долго стоял и смотрел – как танцуют. А потом Вове улыбнулась девушка, словно говоря: «почему ты стоишь?» А Вова смотрел на нее и мучительно вспоминал: кого же эти черты напоминают. А когда Вова уходил, девушка улыбнулась еще раз, и Вове захотелось вернуться. И он вернулся туда, откуда приехал, наверное, потому, что об Аргентине уже кое-что знал.
А сейчас Вову можно встретить на улице. Теперь его все зовут Аргентина. Он всё носит на руке разбитые часы. И если Вову спросить: почему ты носишь эти часы, он ответит: «у каждого время течет по-своему…» и добавит: «ничего нельзя сделать, когда время течет именно так…»
Комментарии Facebook