От звонка

Витя работал на телефонной станции. Когда на работе нечего было делать, он ловил  тараканов, привязывал их за головы к нитке и про себя называл беспомощно повисшие трупы декабристами. Этот — де–Пестель, а этот – Муравьев-Апостол.

Еще Витя увлекался рисунками – рисовал на стенах всяких жуков, страшно похожих то на начальника станции, то на голых женщин. За это начальник считал его моральным уродом и говорил, что нормальный человек рисовать такие гадости не будет.

Из-за ссор с начальством Вите частенько приходилось работать по праздникам и выходным, но его это трогало мало, потому что дома у него тоже была куча рисунков, и под потолком были развешаны декабристы, очень похожие на станционных.

Если б у Вити была девушка, то он, может быть, пытался бы вырваться. И материл бы трехэтажным эту грязную станцию, когда всем давали премию, а ему нет. А так было даже интересно угадывать, кто настучит на него завтра, а кто через две недели. Быть может, на днях в кабинет к начальнику побежит Слепедяев, о котором Витя сказал, что у него оба глаза левые. А возможно, – постоянно обиженная плоскогрудая Софочка, которая в каждой нарисованной на стене голой женщине с большим бюстом почему-то признает себя и оскорбляется. А быть может, и еще кто. Это не важно. Вот только плохо, если декабристы переведутся.

Так и работал Витя, пока в один высокоторжественный праздник в клубе не зажглись огни и не начался праздничный вечер. Как обычно, выступала местная самодеятельность: обкуренный сторож наяривал на балалайке, начальник рассказывал об очевидных успехах телефонов и телефоностроения, Слепедяев лежал пьяный в последнем ряду, выставив голую ногу на всеобщее обозрение. Витя тоже по-своему отмечал праздник – он уже закрыл в мужском туалете тетю Машу, уже написал пламенное письмо в ЦК с просьбой положить начальника к ненормальным. Но кульминацией явилось переодевание и вывод на сцену Слепедяева в нижнем женском белье. Слепедяев долго не хотел одеваться и бормотал, что жена его за эти номера убьет, но, попав на подмостки, гордо шел на четвереньках. Шел так, чтобы все видели и знали, что может обычный работник …надцатой АТС.

А в зале всем было весело. Люди падали с кресел от смеха. Кричали «бис». Один только начальник, вроде бы, был недоволен. Он, может быть, простил бы Вите эту выходку, но вывод Слепедяева повторялся на каждом празднике вот уже два с половиной года. Вот поэтому-то Вите и пришлось писать на следующий день заявление по собственному. Телефонная станция оставалась в прошлом, а в настоящем – маленькая темная комнатка, где печаль такая же большая, как чужой большой дом.

Хотя, все, может быть, было бы ничего, но каждый вечер мать плакала и умоляла попросить прощения у начальника. На станции зарплата хорошая, люди хорошие. Ну, куда ты пойдешь?! Пожалей ты меня!

И себя пожалей тоже.

А Витя не хотел никуда идти. Ему было только немного жаль, что рисунки больше не получались такими, как раньше. А еще очень хотелось, чтобы побольше ходило людей за мутным, будто заснувшим окном.