Наверное, самые лучшие моменты в жизни — это те, о которых не хочется говорить. Несказанное ускользает. А, быть может, только то, что вот-вот исчезнет и представляет какой-то интерес. Вот, например, солнце садится… Раз — и его уже нет. Что же тут скажешь?
А вообще – солнце (как и свет) не бывает само по себе. Вся прелесть заката в восхищении на него смотрящих. А чтобы передать восхищение, в большинстве случаев, нужно много чего рассказать. А когда всё рассказал – это может повторить любой. И тогда уже всё не так здорово – либо из-за бесконечных повторов, либо из-за не вполне удачной передачи уже сказанного. Наверное, поэтому закат теряет часть своей прелести, если вокруг шум. Почему так часто тишина ускользает?
А, например, на вокзале тишины совсем нет. Там есть всё: вагоны, чебуреки, карманники, платный туалет, милиция, камера хранения, бомжи… а! вот еще билетов нет! в кассе. Что поделать?! – сезон! Но все как-то уезжают… И товарищ мой тоже едет, хотя он местный… все мы местные, пока остаемся тут.
На вокзал собирались долго – товарищ заворачивал какие-то странные галстуки веселых расцветок – среди своих обхохочешься, среди чужих не наденешь. Я всё говорил: еще успеем поесть или пива попить. Так мы чуть было не опоздали. Точнее — товарищ чуть не опоздал… Теперь даже возможное опоздание нас разделяет… А выросли мы вместе: сколько я себя помню, столько помню и его… А теперь товарищ уезжает в чужую страну, а я остаюсь по эту сторону географии.
Я не сказал важное слово – слово «навсегда». Всё очень просто: если бы вокзал был бы чистым, то слово «навсегда» казалось бы не вполне уместным, а так как вокзал грязный, то кажется, что обязательно сюда вернешься. Такое мироощущение. Такие дела.
Поезд уже собирался вот-вот тронуться, когда товарищ прыгнул на подножку вагона. Прыгнул и оступился. Такой вот последний шаг. И тут я вспомнил… лето, юг, жара, а я вспомнил замерзшее море, провода в сосульках, на улице гололёд… мы счастливые куда-то несемся с девчонками… я неосторожно выжимаю сцепление, и нас начинает крутить по дороге… но никого вокруг нет, и мы смеемся — товарищ смеется, я смеюсь, девчонки хохочут… а нас всё крутит… крутит… вот так крутишься, крутишься – а столько лет уже прошло… что скоро уже не будет иметь значения – где ты там и когда оступился…
Знаете, я уже давно не могу заплакать. С одной стороны – взрослые мужики не плачут. А с другой – по-моему, просто повода достойного нет: нельзя же всерьез воспринимать всякие глупости – вроде пустой холостяцкой квартиры… Наверное, поэтому более трепетно начинаешь относиться к тем, кто видел когда-то – как ты плачешь навзрыд. Ведь когда тебе сильно обидно, значит, хоть что-то для тебя имеет значение. А значит – всё может быть хорошо.
— Всё обязательно будет хорошо! – кричу я с перрона, но товарищ не слышит: вокзал что есть силы шумит. Поезд трогается, товарищ уходит в купе. Я остаюсь. Я остаюсь стоять, где стоял. И только когда поезд немного проехал, я срываюсь с места и добегаю до окна, которое разделяло меня и товарища, прикладываю к окну ладонь…на мгновение мне кажется, что наступила полная тишина… и тогда я понимаю, что поезд уезжает по-настоящему…
Комментарии Facebook